Виктор Пелевин: за что мы его так любим?

Нового Пелевина читали? Этот вопрос мы задаем уже третий десяток лет. И Виктор Олегович всегда именно такой: новый. Книжки его – после долгого молчания перед «ДПП. NN» – выходят часто, согласно обросшему мифами кабалистическому соглашению с издательством «Эксмо». Но о загадочном писателе, помимо его романов, мы знаем очень мало.

Этой осенью писатель предоставил целых два инфоповода: вышел его новый роман «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами», и во время спиритического сеанса Пелевин умер. Первое оказалось правдой, второе – нет. Пелевинщина из книжек пробралась в нашу жизнь... Мы попробовали понять, что же это такое и почему мы так любим Виктора Олеговича Пелевина.

Он хорошо объясняет

Ни от кого, кроме Пелевина, так не ждут, чтобы тот объяснил нам все про реальность, как объяснил когда-то про 90-е в «Generation П». Объяснять Пелевин умеет. Особенно хорошо – при помощи сказок: конспирологических, мистических, о вампирах, Чапаеве, людях будущего. Он трактует современность и смысл бытия, используя древнюю мифологию, создает неомиф. Его герои показывает метафизику на картошке, завораживают историями про Путь, нижнюю тундру и Внутреннюю Монголию. Так все-таки Пелевин объясняет или мистифицирует? Конечно, и то и другое: играет со словами и со смыслами, водит за нос с серьезной миной и предупреждает: «Мнения автора могут не совпадать с его точкой зрения».

Он рассказывает увлекательные конспирологические теории

Теории заговора у Пелевина парадоксальные и… очень похожие на правду.

«Антирусский заговор, безусловно, существует – проблема только в том, что в нем участвует все взрослое население России» («Generation П»).

Вообще Пелевин – новый Джонатан Свифт. У ирландского сатирика были йеху и гуигнгнмы, а у русского – Homo Zapiens (ХЗ) и Homo Sovieticus, орки и глумы, «ватники» и «либералы».

У него смешные каламбуры

Пелевин очень любит каламбуры. Разные, от грубых, вытащенных из народа, до многосоставных, двуязыковых, требующих абзаца с объяснениями. Иногда ради того, чтобы вставить игру слов, Пелевин придумывает целую ситуацию.

Солидный господь для солидных господ

(«Generation П»)

Как-то раз Восьмого марта

Бодрияр Соссюр у Барта.

(«Македонская критика французской мысли»)

Он воспел 90-е

Теперь многие такими их и помнят. В его ранних рассказах и повестях персонажи живут в переходное время, когда происходит объединение старого и нового, хождение по грани, которую невозможно нащупать: «Тверская улица Горького» («Миттельшпиль») – скорее уж временной, а не пространственный указатель.

Он человек-загадка

Пелевин – загадка. Он не дает интервью, не появляется на громких тусовках. Даже его фотографий в Интернете можно найти не больше десятка, и везде он в образе телохранителя из 90-х – в темных очках и с непроницаемым выражением лица. Пелевин максимально дистанцировался от своих текстов. Он не стал глашатаем народа, не встал на трибуну, как это традиционно делают русские писатели. В сущности, Пелевин может оказаться кем угодно, хоть грибом, как курехинский Ленин. А может и просто исчезнуть. Но при этом останется Пелевиным.