За последний месяц на глаза попадались то и дело фотографии селебрити c различных мероприятий: от Met Gala до различных афтепати, на которых знаменитые девушки позировали буквально голышом. Это тот самый постковидный синдром, который предсказывали? Или просто все дружно словно потеряли чувство меры, забыв о другом чувстве – прекрасного? Не хочется быть занудными, но что-то в этом повальном откровении настораживает.
Вообще, увлечение селебов откровенной одеждой, конечно, не новость. Но последние годы мы как-то привыкли к тому, что появились и другие жанры, стили, альтернативные способы выглядеть сексуально. И вот, видимо заигравшись в эту альтернативу или субкультуру, дизайнеры решили «вернуть секс» как самый продающий маркетинговый ход.
Но ведь правда, вся эта модная практичность, нормкор, ugly fashion в какой-то момент буквально вытеснили все то девичье и подчеркнуто женское, что сохраняло элегантные коды в мире моды и нашем гардеробе. И вот так, ни с того ни с сего, громко и дерзко вернулся сексапил, бушевавший в нулевых, да и в целом более четкое разграничение мужчин и женщин. Правда, с одним только но: в случае с сильным полом маскулинность пока не видна на горизонте – унисекс и прочая «женственность» в мужской моде уверенно закрепили свои позиции. А что касается девушек, то здесь подчеркнуто женское правит бал: каблуки, мини-длина, кукольные ресницы, яркий мейк – в общем, все как во времена Пэрис Хилтон. Но и здесь возникает сомнение: а женственно ли это? Или все-таки за такой откровенной сексуальностью кроется некая форма агрессии и изменивший формы феминизм?
Опять же, легкое чувство недоумения может возникнуть в связи с тем, что все эти раскрепощенные образы, демонстрация тела, экспрессивный гламур, новые идолы современности (Ким Кардашьян и Джулия Фокс, привет!) ассоциируются с формой эксгибиционизма. С другой стороны, это как раз таки черты той эпохи, когда Кристина Агилера носила джинсы на максимально низкой талии, а голый живот вообще не воспринимался как что-то экстраординарное.
Другой вопрос, существовала ли все-таки альтернатива такому повальному безвкусию – и она была
Одним из ярких представителей нулевых и создателей «агрессивной» сексуальности был Том Форд, с 1994-го по 2004-й являвшийся креативным директором Gucci. Его образы, его женщины-музы олицетворяли собой уже взрослую эротику, а не подростковый инфантильный флирт. Это были экстравагантные платья с открытыми спинами, брючные костюмы на голое тело, воздушные шелковые блузы. То есть Форд показывал, что сексуальность – это сила женщины, которой она может пользоваться. И ее не нужно скромно прятать, стесняться, изображая из себя тургеневскую барышню.
Тогда это было нормой: дамы и барышни наконец-то получили право раздеваться, чем охотно пользовались
Это сегодня они уже борются с тем, чтобы их не воспринимали исключительно как сексуальные объекты. Поэтому мы сейчас, возможно, и видим такое пограничное состояние в обществе в сфере сексуальности. Обычным девушкам, инфлюенсерам и блогерам все эти противоречия чужды. Как чужд и скучный для них минимализм и еще более пресный casual. То ли дело игра с телом и формами! Другое дело, что заметен перекос больше в сторону Бритни Спирс, чем в сторону Тома Форда с его эстетичностью. Но и тут модниц можно понять: все-таки до истинной женственности или желания выглядеть леди нужно дорасти. Или с этим родиться.
Так почему мы вообще распереживались? Потому что культ тела, если идея была такова, как будто бы превращается в маскарад или какой-то причудливый перформанс, в котором сексуальность и таинственность уступают место чудаковатости, граничащей с дурным вкусом. Когда тело уже не вызывает волнения, а воспринимается как просто тренд, выставленный напоказ и собравший лайки. Есть опасения, что эта «новая сексуальность» стала китчем или даже какой-то киберсексуальностью, за которой не видно живого человека с его особенностями, изъянами, влечениями. Все они «сублимированы» в костюме, а за ним пусто. Но будем верить, что это всего лишь опасения.
